ПРОШЕЛ ЛЕСНОЙ ПОЖАР. ЧТО БУДЕТ ДАЛЬШЕ?

Андриянова Елена Александровна.

(Фото автора и О.А. Мочаловой)

В середине сентября 2005 года в 200 км от города, недалеко от границы заповедника Магаданский, вспыхнул лесной пожар. Он бушевал около двух недель. Сгорело более 50 кв. км. леса, причем большая часть пожара пришлась именно на территорию заповедника. Тем не менее, это событие прошло почти незаметно для большинства жителей Магаданской области. От Магадана до тех мест около часу лета на вертолете, и нет туда ни одной мало–мальски приличной дороги. Только вездеходная колея от Ямска, проходящая недалеко от границы заповедника. Именно от нее, скорее всего, и начался пожар – от незатушенного костра или даже просто от окурка, брошенного вездеходчиками.

По причине труднодоступности территории быстро потушить огонь не удалось, лесники сумели лишь ограничить его продвижение, и в итоге он постепенно погас сам под затяжными осенними дождями.

На территории заповедника выгорело не менее 40 кв. км. Значительную часть гари наверняка составляли лиственничные леса, и леса с примесью ели. Весной было сделано картирование сгоревших лесов на «Буране» при помощи егерей заповедника «Магаданский», но, поскольку по снегу виден только сгоревший лес, границы пожара в тундре остались неизвестными. Чтобы точнее определить границы выгоревшего участка, а также примерный видовой состав и площадь сгоревшей растительности, в сентябре 2006 года в район реки Халанчига, притока реки Яма, была организована экспедиция.

В долине реки Яма находится уникальная популяция ели сибирской – Ямский еловый остров. Это маленький осколок прошлого, сохранившийся с доледниковых времен, когда темнохвойная тайга была широко распространена на севере.  Сейчас он оторван от ближайших еловых лесов в Хабаровском крае более чем на 600 км. Тем не менее ель на Яме занимает значительные площади – более 60 кв. км. – и успешно существует уже не одно тысячелетие.

В Ямском еловом острове нашли убежище не только ель, но и многие виды растений, встречающиеся обычно гораздо южнее, под пологом темнохвойной тайги или каменноберезовых лесов. Встречаются редкие в Магаданской области папоротник страусник, черемша, ломонос бурый, магадания, и другие.  Именно для охраны еловых лесов в долине реки Ямы в 1982 г. и был создан Ямский материковый участок заповедника «Магаданский».  Он расположен в нижнем течении реки Ямы и включает в себя большую часть еловых лесов.

Чистых ельников в Ямском острове нет, слишком суровый климат. Ель не может успешно конкурировать с более приспособленной к местным условиям лиственницей. По долине реки Яма и ее притоков, по склонам невысоких сопок среди лиственниц растут отдельные деревья или группы елей. В целом, деревья чувствуют себя хорошо, и могут достигать высоты 20-25 м. Однако плодоносят ели слабо и нерегулярно, шишки родятся очень маленькие и семян вызревает мало. Молодые деревья в малоснежные годы страдают от заморозков. Поэтому возобновление ели происходит медленно.

Нам неизвестно, способна ли ель восстанавливаться после пожара в нашем климате. Скорее всего, на месте сгоревших ельников вырастут обычные лиственничные леса, но точно этого сказать никто не может. Возможно, в будущем наши сегодняшние наблюдения помогут ответить на этот вопрос.

В район пожара летом можно добраться только по воздуху. А добыть воздушное судно в наше время очень не просто – цены кусаются. Заказать вертолет только для себя мы никак не можем по финансовым причинам. Приходится ждать других желающих полететь в те же места и договариваться о сроках. Но вот, наконец, после двухнедельной нервотрепки со сборами и задержками вылета мы оказались в вертолете.

Взлетаем. Погода не радует – все небо в облаках, уже несколько дней подряд моросит дождь. Мрачно. Однако деваться некуда – начало сентября, вполне может быть, что дальше будет еще хуже. Земля уходит вниз, мелькают дороги, поля, река Ола  – мутная, страшная, вздувшаяся от недавних дождей. Пролетаем невысокий перевал, вертолет начинает снижаться, и вот уже под нами замелькали первые елки. Они выделяются среди еще зеленых лиственниц темными конусовидными кронами.

Пилот высматривает подходящую косу на берегу реки Халанчиги, «присаживает» на нее вертолет, не глуша винтов. Мы быстро выбрасываем свои вещи, прыгаем вслед за ними, и вертолет уходит вверх. Грохот винтов постепенно замирает вдали, и наша небольшая команда остается среди звенящей тишины, из которой постепенно, по мере возвращения слуха, начинают прорезаться отдельные звуки. Тихо журчит Халанчига, шуршат листья под мелким дождиком, где–то кричит кедровка.

Оглядевшись по сторонам, обнаруживаем, что высадили нас прямиком на дороге – той самой злополучной «вездеходке». На ней свежие следы – явно кто–то совсем недавно проехал туда, а потом обратно. А раз вездеходы ходят, то и люди наверняка продолжают жечь костры и бросать окурки, не заботясь о последствиях. Можно ли будет когда–нибудь что–то с этим сделать, совершенно непонятно… Хорошо еще, что сейчас идут большие дожди, все вымокло насквозь и загореться не может, а если бы была засуха, как в прошлом году?

От печальных мыслей отвлекает начинающий пробираться под штормовку холод. Надо ставить лагерь, обустраиваться со всем возможным комфортом и ждать погоды. Вскоре у нас уже весело потрескивает под тентом костер, кипит на нем чайник, и одуревший от долгожданной свободы спаниель гоняет под дождем трясогузок, а мы строим планы на завтрашний день.

К вечеру прекращается дождь, погода слегка проясняется, давая нам смутную надежду на светлое завтра, так что укладываемся спать в приподнятом настроении. А наутро нас встречает ослепительное солнце и голубое небо с редкими облачками, отходящими уже к горизонту. В кустах пока мокро, земля парит, но галька почти подсохла. Вот теперь можно жить и работать!

Первые маршруты проходят по незатронутым пожаром местам – здесь еще не ступала нога ботаника, и мы не можем удержаться от соблазна посмотреть, какие же здесь леса. Наверняка они не сильно отличаются от тех, что сгорели в прошлом году.

За небольшой полоской приречной растительности начинается лиственничник с вкраплениями отдельных елок. Идти по нему трудно – под деревьями растут огромные кусты «карликовой» березки высотой в рост человека и выше, или трава почти такого же размера. 

Трава в Ямских лесах – это отдельная история. Это громадные, в рост, или почти в рост человека мясистые стебли крестовника коноплеволистного, лабазника, дудника и многих других трав, растущие часто так густо, что через них приходится в прямом смысле продираться. Для них существует даже специальный термин – «высокотравье». Высокотравные сообщества обычны на Камчатке, Курильских островах и Сахалине, а у нас они встречаются только на полуострове Кони  и вот здесь, на Яме.

За высокотравным лесом идут полоски заболоченной тундры, перемежающиеся перелесками из невысоких редких лиственниц и елок. После кустов идти по ним легко и приятно, несмотря на постоянное чавканье мокрого мха под ногами. Чуть дальше от реки начинаются невысокие сопки, сплошь заросшие лесом. Среди лиственниц виднеется немало елок, и главное – местами встречаются пятна березняков. Обычно в них–то и растет все самое интересное.

Пробираемся через вездесущую кустарниковую березку, и вскоре оказываемся словно в другом мире. После чахлых деревьев на болоте огромные березы, ели и лиственницы в 2–3 обхвата производят внушительное впечатление. К тому же ходить по березняку – одно удовольствие. Под ногами редкая невысокая трава. Растут отдельные кусты рябины, увешанные оранжево–красными гроздьями, невысокие кустики стрептопуса и жимолости Шамиссо с прозрачно–красными, несъедобными, но сказочно красивыми ягодами.

Встречается еще множество менее заметных видов, редких в наших краях. Для них эти леса являются своеобразным убежищем – почти нигде больше в Магаданской области они не растут. Сгорят леса – и вместе с ними исчезнет весь комплекс видов, обитающих в них.  Неизвестно, смогут ли они когда–нибудь полностью восстановиться, и если смогут, то очень не скоро, нам до этого времени наверняка не дожить. А между прочим, с болота мы видели, что восточный край этой сопки сгорел полностью, и скорее всего, там были такие же богатые леса…

Через пару дней мы снимаем лагерь и сплавляемся вниз по течению Халанчиги. Здесь мы сделали уже все, что хотели, к тому же постепенно начинает холодать, а в дне неспешного пути от нас есть зимовье, по слухам, не затронутое пожаром. Утренние заморозки как–то будят потребность в печке под боком и в крыше над головой.

Останавливаемся возле места, где дорога из тундры выходит на реку и, пройдя немного по дороге, впервые выходим на границу пожарища.  Удручающее зрелище… Черные стволы лиственниц, рассыпчато–черная, сгоревшая дотла почва. И тишина – не слышно ни птицы, ни зверя. Возвращаемся обратно к лодкам и двигаемся дальше. Вскоре гарь подходит к реке, и на обрывистом берегу мимо нас на фоне неба проплывают обгорелые корни деревьев и кедрового стланика. На кромке обрыва полыхало, видимо, сильнее всего. У самой воды почти везде сохранилась узкая полоска зеленой растительности. Дальше от реки местами тоже что–то слабо зеленеет, а вот на кромке попадали почти все деревья, и земля выгорела до того, что под ногами рассыпается в пыль, и подниматься по склону практически невозможно. Мы быстро с ног до головы покрываемся золой, она оставляет черные полосы на одежде, скрипит на зубах.

Наше печальное путешествие продолжается до вечера. Местами то слева то справа от реки попадаются несгоревшие участки леса разной величины, слегка оживляя пейзаж, но общее тягостное впечатление они не развеивают. Заметно, что вся живность тянется к реке. С лодок мы видели уток, но все тундровые озера были абсолютно пусты. На гарях почти не слышно даже вездесущих кедровок. Нет ни бурундуков, ни зайцев. Вдоль реки местами попадаются зарастающие медвежьи тропы. Если мишки и были здесь в этом году, то всего несколько раз. Нас отсутствие медведей ничуть не расстраивает, но дополняет картину общего запустения.

Маршруты следующих дней только подтвердили первые впечатления. Ни зверья, ни птиц мы так и не видели, а черные остовы обгоревших деревьев и кустов успели намозолить глаза. Хотя были и кое–какие обнадеживающие штрихи. Полусгоревшие кустики березки и ольхи выпустили новые чахлые побеги. Местами сохранились не полностью обгоревшие лиственницы и даже единичные елки. Лиственница вообще устойчива к огню, и при не очень сильных пожарах часть деревьев вполне может восстановиться через некоторое время. Но то, что и ель может быть довольно устойчивой к пожарам, было для нас новостью. Хотя деревья выглядели очень больными, может быть, они так и погибнут через несколько лет…

Интересная деталь: по краям гарей многие необгоревшие ели были просто усыпаны шишками. Что это – ответная реакция на необходимость засевать освободившиеся площади? Или просто улучшились условия освещения и зола удобрила землю?

На заболоченных тундрах, которые составляют около четверти от общей территории пожара, его последствия не так удручающи, как в лесу. Вероятно, сыграло свою роль то, что горело в конце сентября, когда большинство тундровых растений впали в зимнюю спячку и, отдав в жертву огню отмершие сухие части, сохранили  возможность возобновления. На гари очень много вновь отросших кустиков голубики, морошки, конечно, пока еще без ягод, но через несколько лет будут и они. А брусника, шикша и клюква сгорели начисто. Погибли также все редко встречающиеся растения – они всегда страдают в первую очередь при всяких катаклизмах. Процесс полного  восстановления здесь тоже будет идти очень долго.

Но вот, наконец, настал последний день сплава, мы движемся на кордон, в цивилизацию. Утром как раз выпал первый небольшой снежок, припорошив траву, дрова и лодки. Правда, через пару часов он растаял под нежаркими лучами осеннего солнца, зато подогрел в нас желание сняться поскорее. Отчалив, довольно быстро проходим зону пожара. До чего же приятно смотреть на высокий красно–желто–зеленый осенний лес по берегам!

Вода в Халанчиге уже совершенно ледяная. Несильный, но очень холодный ветер настойчиво напоминает о близости зимы, но мы не торопимся. Все–таки светит яркое солнце, даже пригревает в закрытых от ветра местах, и мы стараемся почаще причаливать, чтобы не только сделать лишнее описание, но и вдоволь налюбоваться пока еще яркими красками уходящей осени. И лишь в самой глубине души тлеет беспокойство. В этом году обошлось без пожара, спасибо осенним дождям, а что будет в следующем? А еще через год? Живя в начале 21 века, мы так и не научились бережно относиться к природе, бездумно рушим то, что она создавала веками…